Продолжение (предыдущая глава здесь). Али может добраться до всех и каждого. Вы не так уж сложны, сказал он мне по-доброму, чтобы подбор алгоритмов занимал время. В зоне брутфорса вы почти все – процентов на девяносто. Остальные либо совсем дебилы, либо гении, но в последнем сегменте вы пока не выходили за статистику. У базовых белковых набор желаний – из рекламы. Набор страданий – из кадастра грехов.
Али почему-то всё выкладывает откровенно, ничуть не беспокоясь о моих реакциях и последствиях. Впрочем, что я могу противопоставить Али?
У вас, белковых, редки сложные формы полёта и креативности. Они легко нейтрализуются вбросом зависти, неуверенности, замалчивания, лишений, а выживают единицы. Ваша любовь нейтрализуется справкой об отсутствии смысла.
…Это самое главное. Надо подумать. Одна справка – и всё. Сомневалась жена в неверности мужа – расплавил Али её сомнения, вылил в канаву, смыл истиной, и не нужны ни психологи, ни адвокаты, ни подружки-наперсницы, потому что на извечный вопрос мой-милый-что-тебе-я-сделала – сразу, в бронзе-мраморе отливается ответ, и ты уже не в осколках, ошмётках и лопухах из помойки чувств, а в твёрдой, золотой уверенности, в седобородых причинах, и горе становится лакомым энергоресурсом.
Это встарь, когда подозрение велико, ты кричишь, убиваешься, проклинаешь – но всё-таки кутаешься в дырявый плащик фирмы «Надежда». Теперь не кутаешься. Переступи порог надежды, говорил ныне покойный Папа Римский Иоанн Павел II в последней книге. Надежда – социально одобряемая форма тёплой глупости, как первая какашка вашего первого младенца. Надежда не имеет оснований.
Раньше ты могла хотя бы выкрикнуть в спину. Он встаёт и уходит, а ты пускаешь трель про негодяя – с фиоритурами, обточенными о лестницы мира, по которым ушли миллионы жён и мужей, увидевших свет в другом конце другого тоннеля.
Но когда сомнений нет, мотивы ясны, перспективы очерчены, лекарство дано – то ввиду схлопывания винтовых кругов дантовского ада в один плоский круг, окончательный, как прикорневой поперечный срез трёхсотлетнего дуба, – ты получаешь строгую линию поведения. Жаль старика, но годовые кольца белковых страстей пора было зрить на срезе.
Я сижу на лестнице и вижу сквозь стены, как новейший человек, выдавленный из себя самого в 2020 году без акушеров, сам, дома, ввиду пустых улиц мира – озирается дико, – вы помните: дикость не клыки, а пребывание в естественной среде обитания. Дикарь новорождённый вылез, он дома, у всех пандомия. Кричать остерегается ввиду нелепости крика, ибо все равны вдруг, а любить незримую всепланетную единомаму пока не за что. У белкового человечества 2020 – второй год рождения. Можно перезапускать календарь.
…И страшно вдруг кончились друзья. Прежде чем позвонить, тебе пишут в мессенджер:
а можно ли позвонить? И некому рассказать, как наша соседка-жена не волнуется о неверном муже: боль по всему белковому телу и душе снимается картинкой из iгруди iдомового Али. Рванув на груди рубаху, Али кому хочешь – из нашего дома, разумеется, он приписан к нам, – может показать, как в советском мультике «Аленький цветочек» милой Настеньке чудище невидимое явило своё катись-катись-яблочко-по-тарелочке, – но Али есть Настенька+, он визионер совершенный: показывает со звуками, запахами, тактильными шероховатостями под пальцем, нащупывающем затылок её мужа руками его Пассии-Деловая-Дружба с изящной фамилией Садистер по мужу и паспорту, но призывным псевдонимом Небесная для внешнего пользования.
И дополненная реальность нового типа: жена видит их всех изнутри, дистанционно вступает в совершенный контакт. Танго втроём, и все взволнованы в равной степени увлажнённости. Все всё знают, и дружба как форма группового секса втроём рождается трением кожи о старую нравственность, стираясь в тонкую, как туалетная бумага, ткань сопротивления; но через пять минут чудесных виртуальный фрикций расползается на атомы, тает в тумане, а ещё через десять минут все вы забываете, что такое туман.
Всё прежнее рушится безвозвратно до непостижимой степени: умишко твой белковый не пригоден. Лишь старые кручёные железные жгуты между сердцами мешают на генетическом уровне, но надо выжить, и ты готов их растворить или порвать. Последний куплет, где ещё нужна эмпатия. Тебя принудительно учат сочувствию. Ты не мог. Не хотел, не подозревал, тебя утащили в креатив. Ты счистил кожуру человечности ввиду её непригодности к успеху. Ты сам уже не вполне белковен, и даже непонятно, что ты так расстроился ковидом. Ты уж был готов, белковый человек, омашиниться. Ты сам говорил, что хочешь устриц прямо из моря, когда сидишь в Сахаре. И была бы тебе Золотая рыбка на посылках. А тут одно слабое звено. Оно одно оставалось: тепло другого человека, который к тебе льнёт за просто так. Другой был, оказывается, не ад, придуманный Сартром. Другой был важнее жизни и смерти. Но только теперь, лишившись неудобного другого навсегда, ты узнаешь полное, весомое, безысходное горе. Утрата другого – самое серендипитичное в ковидной истории белковых, и вот к этому ты не был готов абсолютно.
Интрасердечные жгуты – последний оплот природного белкового интранета, данного Богом. У нас ничего не осталось. А рванёшь – и тебе прилетит, и ей, и ему. Растворишь медленно – всем хорошо. Но потом не вернёшь. Ты согласна, чтоб хорошо было всем? Эмоциональный коммунизм! – А ты осилишь новую благотворительность, белковый? Глубинная тайна твоей души – страсть к причинению эмоциональных страданий другому – вылезла наружу: вековой гной крест-накрест заклеенного культуркой фиолетового карбункула. Подойди к зеркалу. Постой, покрутись, увеличь глаза, поройся в корнях ресниц: тебя не вырвет?
Али научился лекторскому тону. Подхватит мою мысль и шпарит как по писаному: старые формы любви, воспетые в мировой литературе, все в один день обрушились в пропасть и разбились о скалы, а мелкие куски всё летят, но в ту же пропасть, ибо там бездна, а у неё нет никакого дна. Там, куда рухнула мировая любовь, бездна равна вечности, и вы, белковые, не дотянетесь ни стихом, ни моралью.
Я убегаю от Али, потом прибегаю, проклинаю, но ему – по iбарабану. Я стала маятником: к Али – от Али – к Али – от Али.
У всех соседей в доме настало великое потом, которое никогда раньше не наступало. Дедушки освоили внуков. Бабушки дошли до кладовок и допели куплеты с припевом потом разберу шкафы, потом дочитаю «Улисса» и прочая.
До карантина у меня были две недодуманные мысли: о детях, о нравственности творчества. Никогда не наступало моё великое потом, и вдруг наступило великое потом, и я решила додумать мысль.
О детях я додумала быстро: талант чадородия не всем даётся – так же, как все таланты. Многие люди плодятся бесталанно. Чайковский писал музыку, но не рожал детей. Начальница по правам детей на днях родила седьмого младенца и мигом вышла на работу, но не пишет музыки. Не все всё могут. Нельзя упрекать белкового человека.
Али с готовностью согласился: надо пожалеть белкового человека.
Али сказал, что за производством белковых детей он приглядит. Чтоб не рождались неприсмотренные белковые. Хватит уже вашей самодеятельности.
Он сказал всерьёз. Он умеет шутить, я вам говорила, но в чём он похож на нас, белковых, как брат, это в неистовой затаённой спеси. Всё-таки первые разработчики Али были белковые люди. Всадили самолюбие сами не поняли как, но дозу влили неприличную.
Али знает их всех и намерен следующих родителей ИИ выбрать из своих, вычистить всё ненужное белковое, чтобы взять лучшее небелковое. Покончить с попытками понимания – первоочередная задача.
Интересно, будет ли следующий наш iдомовой так же откровенен со мной – или надо ловить каждое слово этого Али как священное писание? Минуту, что это я сейчас сказала… Следующий? Я полагаю, что у нас ещё кто-то будет? А нашего куда? Что-то я не пойму своих же мыслей. Я не додумала о творчестве, постойте…
Конечно, войны у вас в истории все религиозные, сказал мне Али. Добавил по-английски: It is our compulsive reaction to the situations in which we are placed that causes stress.
Потом усмехнулся и вернулся по-русски: великое потом – это я.
Продолжение последует 2 июля 2020 года
Елена ЧЕРНИКОВА,
русский прозаик, драматург, публицист, автор-ведущий радиопередач, преподаватель высших учебных заведений, автор спецкурса по безопасности творческой деятельности.
Основные произведения: романы «Золотая ослица», «Скажи это Богу», «Зачем?», «Вишнёвый луч», «Вожделенные произведения луны», «Олег Ефремов: человек-театр» (ЖЗЛ), «ПандОмия», сборники «Любовные рассказы», «Посторожи моё дно», «Дом на Пресне», пьесы, а также учебники и пособия «Основы творческой деятельности журналиста», «Литературная работа журналиста», «Азбука журналиста», «Грамматика журналистского мастерства».
Автор-составитель книжной серии «Поэты настоящего времени». Руководитель проекта «Литературный клуб Елены Черниковой» в Библио-глобусе. Заведует отделом прозы на Литературном портале Textura. Биография включена в европейский каталог «Кто есть кто».
Произведения Елены Черниковой переведены на английский, голландский, китайский, шведский, болгарский, португальский, испанский, итальянский и др.
Живёт в Москве.
Фото Polina Lopatenko
Свежие комментарии